«Мне намного важнее на заседании увидеть самого должника, чем профессионального юриста»

Количество банкротств физических лиц растет с каждым годом, сейчас доля таких дел в Арбитражном суде Челябинской области составляет более половины всех рассматриваемых дел. Председатель суда Евгений Шайхутдинов полагает, что в дальнейшем, с учетом экономической ситуации в стране, эта статистика будет только расти из-за высокой закредитованности граждан и активности посредников, обещающих быстрое и беспроблемное избавление от долгов.

— В картотеке арбитражных дел по региону с каждым годом увеличивается доля исков о банкротстве физических лиц. С чем это связано?

— Примерная оценка только по Челябинской области — более 100 тыс. человек, которые находятся в сложном финансовом положении. Оценки разные, есть статистика от Пенсионного фонда, есть федеральные данные от ЕФРСБ, но очевидно, что в регионе, как и в целом по стране, много людей, которые сильно закредитованы и у которых нет очевидных выходов из ситуации. Если информация о 100 тысячах таких граждан достоверна, рост количества банкротств будет продолжаться и дальше.

Рост количества заявлений о банкротстве в 2020 году по сравнению с 2019-м составил 80%. Если в абсолютных цифрах, то в 2019 году это было около 2,5 тыс. человек, в 2020-м – более 4 тыс. Процедуру банкротства физлиц ввели в 2015 году, и каждый год шел рост на 40–60%. В 2021-м в регионе показатель вырос немного меньше в процентном отношении, чем в предыдущем,— почти на 50%, но в целом по России — на 60%.

За последние годы с учетом низких ставок кредитов было выдано очень много. Мы видим сложность экономической ситуации в настоящее время, поэтому доля граждан, попавших в сложную экономическую ситуацию, будет только расти. Конечно, есть те, кто создает эту ситуацию, по крайней мере, отчасти искусственно. Когда, например, кредиты взяты за короткий промежуток времени сразу в нескольких банках, и каждый из кредиторов не уведомляется о том, что в другие тоже поданы заявки. Бюро кредитных историй, как известно, обновляется не сразу. И человек берет несколько кредитов, получая финансовую нагрузку, не соответствующую его доходу. В таких случаях возникают вопросы к добросовестности гражданина, но они не влияют на общую ситуацию с банкротством.

— Как выглядит процедура банкротства физлица?

— Первое, что мы выясняем, когда человек к нам обращается с заявлением о несостоятельности,— платежеспособен он или нет. Если гражданин не может выполнять свои обязательства, вводится процедура, назначается финансовый управляющий, который проводит анализ и, в зависимости от того, искусственно создана ситуация неплатежеспособности или нет, от того, как гражданин вел себя при возникновении обязательств, в ходе банкротства, пытался ли вывести имущество, определяется ход этой процедуры.

Многие полагают, что к моменту принятия решения о банкротстве все заканчивается, но на самом деле все только начинается. Потому что само по себе решение принимается достаточно формально. Если признаки соответствуют, есть сумма задолженности, период, в течение которого долги не гасятся, нет очевидных источников дохода, заявление признается обоснованным, гражданина объявляют банкротом. Тем более если он просит сразу ввести процедуру реализации имущества, что в большинстве случаев и происходит. Введения процедуры реструктуризации долгов просят нечасто.

Потом для гражданина начинается «самое интересное». Финансовый управляющий обязан проанализировать его сделки за предыдущие годы: выводилось ли имущество, продавалась ли недвижимость, автомобили. И все так называемые подозрительные сделки могут быть оспорены в суде, и тогда в круг лиц, причастных к банкротству, могут попасть совершенно посторонние люди, которые приобрели у гражданина что-то на вторичном рынке.

Анализируется, была ли реальная сделка, действительно ли уплачены средства. Анализируем рыночную цену, иногда проводим оценку. Например, если автомобиль продан быстро и по цене существенно ниже рыночной, это первый признак того, что такая сделка не совсем чистая. Особенно если она совершена между родственниками.

— На рост числа процедур влияет только объективная закредитованность или можно говорить также о росте осведомленности людей о возможности решить проблемы таким образом?

— Да, такой фактор тоже есть. Очень много агрессивной рекламы, часто недостоверной, где обещают помочь списать долги без проблем. Эта реклама очень навязчивая: стоит человеку сделать в интернете запрос, и потом он постоянно видит соответствующие ссылки и баннеры. А для человека это не всегда заканчивается так, как он бы хотел. Например, если его квартира в ипотеке, на нее может быть обращено взыскание в особом порядке. То есть гражданин, который поверил рекламе, где обещали помочь защитить единственное жилье, может попасть в крайне сложную жизненную ситуацию, особенно если он успел по ипотеке погасить только проценты, а основной долг остался.

— У вас есть понимание, оценки, какова на этом рынке доля недобросовестных посредников?

— Мы, конечно, не оценивали количество таких компаний. А вообще я могу сказать, что банкротство гражданина — это достаточно простая процедура. Я сам как судья рассматриваю дела о несостоятельности, и мне намного важнее на заседании увидеть самого должника, чем профессионального юриста. Потому что тогда сразу снимается ряд вопросов, и контакт именно с должником, а не с представителем, намного более продуктивен и полезен.

Банкротство — это институт, который имеет социальную направленность. Он введен как раз для того, чтобы спасти значительную часть населения, дать людям возможность нового старта. Судьи это прекрасно понимают. Никто не пытается искусственно найти у должника признаки недобросовестности. Мы ориентированы на то, чтобы этого человека действительно вывести из сложной жизненной ситуации. Но, к сожалению, как раз те самые недобросовестные юристы часто не рекомендуют гражданам контактировать с судом. Мы направляем человеку определение, а он никак не реагирует. Юрист, который взялся за ведение этого дела, замыкает на себя все контакты, действуя при этом формально. Между тем, на мой взгляд, в большинстве простых случаев, когда гражданин добросовестен и не пытался создать ситуацию искусственно, а просто попал в сложную жизненную ситуацию, проблем не возникает, и он может пройти процедуру самостоятельно. Если человек просто с позиции здравого смысла объяснит, подкрепит чем-то причины ухудшения своего положения, проблем не возникнет. Во многих случаях хватает просто пояснения, потому что мы знаем, что люди получают «серые» неофициальные зарплаты. И им достаточно сложно подтвердить изменение дохода.

Банки, кстати, в основном тоже занимают достаточно лояльную позицию к таким гражданам, если они до этого в течение определенного времени свои обязательства выполняли. Но бывают, конечно, и сложные кредиторы, например, коллекторские агентства, которые возражают против освобождения от долгов. Хотя, если судья видит, что гражданин добросовестен, результата он обычно добивается. Подавляющее большинство дел — около 98% — завершаются признанием гражданина несостоятельным и освобождением от долговых обязательств. И только в 2% случаев, когда мы устанавливаем, что человек искусственно создал такую ситуацию, принимаются решения об отказе.

— Каковы для граждан последствия получения статуса несостоятельных должников, кроме тех возможных сложностей с ипотекой, которые вы упомянули?

— Для большинства рядовых граждан каких-то серьезных последствий нет. В основном ограничения связаны с невозможностью в течение определенного времени работать в руководстве, заниматься предпринимательской деятельностью. Также граждане-банкроты обязаны в течение пяти лет информировать о своем статусе банки при подаче заявок на новые кредиты. Других существенных ограничений в случаях, если банкротство завершено освобождением от долгов, нет. Человека не ограничивают ни в выезде за границу, ни в зарабатывании денег на наемной работе. Риска, что кредиторы увидят улучшение его финансового положения и предъявят потом какие-то требования по списанным долгам, нет. Разве что если появятся какие-то вновь открывшиеся обстоятельства, которые должник скрывал,— тогда возможен пересмотр решения в суде. В целом же наше законодательство к гражданам, признанным несостоятельными, достаточно лояльно.

— Какие суммы в основном фигурируют в делах о банкротстве?

— Подавляющее большинство долгов — от 500 тыс. до 3 млн руб. Суммы больше встречаются не так часто. На втором месте суммы, немного не дотягивающие до порога в 500 тыс. С таким долгом возможность подать на банкротство тоже есть, это ситуации, когда человек уже не может исполнять свои обязанности и понимает, к чему все идет. В таких случаях человек тоже может обратиться в суд и претендовать на списание долгов. Ему выгоднее, чтобы его признали банкротом раньше, потому что с момента соответствующего решения уже не начисляются пени и штрафы.

— Как выглядит Челябинская область на фоне других регионов в плане динамики роста банкротств?

— В 2021 году мы чуть-чуть «отстали», средний рост по стране немного выше. До этого показатель был повыше среднероссийского.

— Неоднократно слышал и читал мнение, что в последнее время суды стали менее лояльны к гражданам-должникам, претендующим на банкротство. Если раньше они рассматривали такого человека как слабую сторону, то сейчас более тщательно ищут в его действиях злоупотребления, даже если он не обманывал кредиторов, а просто не рассчитал возможности и взял на себя непосильные обязательства. Согласны ли вы с этим?

— У нас количество ситуаций, когда мы не применяем правила освобождения от долгов, не увеличилось. Если говорить о тех случаях, когда человек предоставил недостоверные сведения в ходе банкротства или действовал недобросовестно при возникновении обязательств, то в 2019 году у нас было 17 таких дел из 2,5 тысяч, в 2020-м при увеличении общего количества дел их было 29, а в 2021-м, при 6,5 тыс. поступивших и 4,5 тыс. рассмотренных дел — всего 33. Это меньше одного процента. При этом мы, конечно, не можем проходить мимо невыясненных обстоятельств, и сейчас уже наработана практика, что должен выяснить суд, чтобы исключить злоупотребление. Более четко определен регламент доказывания, случаи, в которых суд запрашивает дополнительные документы. Чаще всего это происходит, когда некачественно проводится подготовка к банкротству. Даже когда этим занимается тот же профессиональный юрист. Я бы, кстати, во многих случаях слово «профессиональный» поставил в кавычки, потому что содержание заявления и приложения к нему не дотягивает до нормального стандарта. Часто заявления пустые, в них почти нет нужной информации, только минимальный набор, который не дает суду возможности принять заявление к производству. Юрист пишет, не вникая, он просто отрабатывает ту сумму, которую уже получил от гражданина.

— Если банкротств физлиц становится все больше, то по юрлицам статистика другая. По данным Федресурса, в прошлом году количество компаний, в отношении которых открыли конкурсные производства, в Челябинской области уменьшилось, хотя в целом по стране выросло. С чем вы это связываете?

— Если анализировать предыдущие годы, то тогда был всплеск после кризиса 2014–2016 годов. Последний крупный показатель — более 250 введенных конкурсных производств — это 2019 год. В 2020-м и 2021-м цифры примерно одни и те же — около 150 в год. При этом поступивших заявлений значительно больше, например, в прошлом году их было больше тысячи. Но суд может ввести процедуру только в том случае, если кто-то подтвердит готовность взять на себя расходы на ее проведение. Чаще всего заявления подает ФНС, в бюджете средств на это нет, и если у должника — юридического лица — нет имущества, то мы просто производство по этим делам прекращаем, поскольку надо платить конкурсному управляющему, оплачивать расходы на публикации. Получается, что подавляющее большинство заявлений поступает в отношении лиц бесперспективных, и даже кредиторы понимают, что взять с них нечего, и не готовы финансировать процедуру. Ну и нельзя забывать, что 2020 год прошел под знаком моратория, там было действительно существенное снижение. Отсюда и всплеск количества поданных заявлений в 2021 году. По некоторым из них проверка может быть длительной, 2022 год покажет, сколько будет процедур.

— Какова в нашем регионе практика привлечения к субсидиарной ответственности? Часто ли принимаются такие решения?

— Здесь цифры достаточно стабильные. В 2019 году в 63 случаях мы привлекли контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, в 2020-м было 55 случаев. В 2021-м — 73 случая. То есть каких-то явных тенденций не усматривается. Во всех случаях это примерно 50% от поданных заявлений. Результат рассмотрения зависит от предъявляемых доказательств. Суд должен четко понимать, что лицо, в отношении которого предъявлено требование, влияло на деятельность компании-должника в достаточной степени, что именно его решения повлияли на ухудшение финансовой ситуации. Чаще всего это вывод денег, имущества.

— Какую долю в целом занимают банкротные дела по физическим и юридическим лицам в общей структуре арбитражных дел в регионе?

— Особенностью банкротного дела является то, что из каждого вырастает своего рода «дерево» других дел. Есть основное дело о несостоятельности, из которого вырастает много так называемых обособленных споров. Это оспаривание сделок, установление требований кредиторов, жалобы на действия арбитражного управляющего и т.д. Фактически каждый такой обособленный спор — это дело, оно у нас также учитывается в нагрузке. Если дел именно о банкротстве рассматривается в процентном отношении не так много — в 2021 году 5,4 тыс. в сумме по физическим и юридическим лицам,— то если брать вместе с обособленными спорами, то получается уже 49,4 тыс.

Фактически сейчас дела о банкротстве — это 55% нашей нагрузки. Она существенно растет, и ситуацию надо решать кардинально. Верховный суд предлагает достаточно эффективное решение. Значительную часть таких обособленных споров составляют требования о включении в реестр требований кредиторов и 90% этих дел спора из себя на самом деле не представляют. Как правило, есть подтвержденная судебным решением или другим способом задолженность, она включается в реестр — и все. Но мы обязаны принимать такое заявление к производству, назначать судебные заседания. Даже при отсутствии явки сторон в судебное заседание, это достаточно много формальной работы. И Верховный Суд предлагает передать требования о включении в реестр в ведение арбитражных управляющих, а суд будет рассматривать только спорные ситуации, где, например, арбитражный управляющий отказал во включении в реестр. Тогда эта нагрузка снизится процентов на 70, это будет очень существенно.

В ноябре планируется очередной десятый Всероссийский съезд судей — это большое событие, которое дважды откладывалось из-за пандемии. Надеюсь, этот съезд состоится, и обычно к нему такие вопросы решаются.

— Вы в Арбитражном суде Челябинской области почти десять лет. Как за это время изменилась структура дел. Поведение участников споров? Стали ли чаще мирно договариваться или, может быть, наоборот?

— Структура споров изменилась очень существенно, в первую очередь из-за роста банкротств. Десять лет назад они составляли четверть нагрузки, сейчас — больше половины. За это же время часть простых споров выведена в приказные производства, это большое подспорье с точки зрения нагрузки. Что касается мировых соглашений, то в 2016 году был введен обязательный претензионный порядок. Он очень повлиял на количество мировых соглашений. Если ранее их в суде заключалось где-то 3–3,5% от количества рассмотренных споров, то сейчас эта доля снизилась более чем в два раза. Дело в том, что в некоторых случаях возможный ответчик в суде просто забывает про свой долг или, когда ему выставляют претензию, он оплачивает. Иначе дело пришло бы в суд. И они бы, скорее всего, в суде договорились и урегулировали вопрос. Вообще существующие процедуры медиации, судебного примирения пока работают неактивно.

— А перспективы медиации вы видите? Будет она когда-то востребована в дальнейшем?

— Учитывая специфику российского правосознания, то, что судебное решение всегда кажется более надежным, я думаю, что добровольная медиация большого распространения не получит. Она не бесплатная, требует дополнительных расходов, к тому же у нас не особо принято доверять переговорщикам в экономических и хозяйственных вопросах. Если стороны способны договориться, они и сами договорятся. На мой взгляд, есть определенные категории споров, где было бы целесообразно медиацию ввести как обязательную. Например, корпоративные конфликты, когда возникает непонимание в кругу соучредителей, и в нормальной ситуации им намного выгоднее договориться, чтобы не разрушить свой бизнес. И вот здесь бы введение обязательной медиации как альтернативного досудебного порядка было бы очень кстати.

— Как работает сейчас процедура внесудебного банкротства? Пользуется ли она спросом?

— Возможность внесудебного банкротства появилась в конце 2019 года, и пока эта процедура не заработала так, как хотелось бы, хотя она очень перспективна. Если у гражданина нет агрессивных кредиторов, с которыми у него личные неприязненные отношения, а есть лишь обычная закредитованность, такой порядок удобен — эта процедура бесплатная и достаточно быстрая. Но проблема, как я вижу, в двух моментах. Во-первых, этот инструмент некому рекламировать, а во-вторых, возможность внесудебного банкротства у нас завязана отчасти на постоянно перегруженную службу судебных приставов. ФССП должна предварительно констатировать отсутствие имущества, вынести постановление по имеющимся исполнительным производствам. То есть этот механизм немного сыроват, но если его тщательно, детально отработать, он свои плоды принесет, и подавляющее большинство банкротных дел граждан может уйти во внесудебный порядок. Самим должникам это будет выгодно, потому что здесь нет финансовых затрат.

— Как с возросшей нагрузкой справляются сотрудники суда? Есть ли у вас проблема дефицита кадров и необходимость в расширении?

— Проблемы у нас, конечно, есть, особенно, в аппарате. Среди помощников, секретарей текучка в пределах приблизительно 35% в год, то есть каждый третий не справляется с работой, не выдерживает нагрузки и в течение года увольняется. Тем более, зарплата в аппарате невысокая. Судейский корпус значительно стабильнее. Хотя у судей очень высокая загруженность, например, в 2021 году ряд судей рассмотрели свыше 3 тыс. дел и заявлений каждый. Это как раз судьи, специализирующиеся на банкротных делах. Средняя нагрузка у нас — около 1,5 тыс. дел на судью в год, 148 дел в месяц. Это, конечно, много, хотя, с другой стороны, в Москве 250 в месяц. Мы по этому показателю во второй пятерке по стране.

Проблема с нагрузкой усугубляется еще и тем, что в нашем нынешнем здании сложно организовать нормальный процесс. Места мало, у нас в день в среднем приходит около 900 человек. Мы включены в федеральную программу строительства нового здания, уже разработан проект, сейчас он находится на проверке в Главгосэкспертизе, и если благополучно ее пройдет, в этом году начнется строительство нового здания с зоной ожидания, парковочными местами.

— Бильярда не будет?

— Нет, бильярд не планируется.

— Расширение штата не рассматривается?

— Постепенно расширение идет. Два года назад мы получили три дополнительных вакансии судей. Надеемся, что в ближайший год-два еще немного наш штат расширят, но это тоже вряд ли будет больше трех-четырех вакансий. Принципиально это ситуацию не изменит, да и расширяться бесконечно невозможно, поэтому надо регулировать нагрузку.

Источник